Один из участников крестного хода

В 2002 году крестным ходом от Воронежа до Задонска шёл Сергей Санков. Он шёл с недавно обретённой иконой новомученика священника Ионы, расстрелянного в 1938-м под Москвой на полигоне Бутово. Сергей Сергеевич Санков – внук русского святого новомученика. В крестном ходе тем летом он познакомился с другими паломниками, и многие от него узнали о священнике Ионе Санкове. Вернувшись, Сергей серьёзно занялся изучением истории Православия. В подмосковном Троицке С. Санков издаёт православный альманах, является автором нескольких книг. Одна из них – рассказ о деде, о местах его служения Господу. Страницы книжной рукописи, которую автор нам предоставил, будут интересны и воронежцам, поскольку содержат малоизвестные факты, касающиеся наших православных приходов.

Преподобномученик Иона (Санков),

пострадавший в Бутово

В XIX – начале XX века основная деятельность российского приходского духовенства была посвящена, помимо церковных служб и треб, преподаванию в школе Закона Божия, содержанию в должном порядке приходского храма и заботе о пропитании своей семьи. Во время последовавших при советской власти гонений многие именно из таких, ничем ни примечательных рядовых русских священников становились священномучениками. Но немалое количество во время тех же гонений уклонились в обновленческий раскол, и если, благодаря мужеству нравственного примера добрых пастырей, народ сохранил веру своих отцов в чистоте, то вслед за отпавшими священнослужителями много людей предали свою веру.

Назревающая катастрофа, которую, призывая народ к покаянию, предсказывали духоносные пастыри (прп. Серафим Саровский, Оптинские старцы, св. Иоанн Кронштадтский), самим своим свершением в октябре 1917 года показала, что «в целом духовный кризис в народе не был преодолён, т.е. пастырская задача в широком смысле не была выполнена»[* Мнение протоиерея Владимира Воробьёва цит. по книге: Православная энциклопедия. – РПЦ. М., 2000. – С. 295.].

Наряду с отменой советской идеологии, в 1990-е годы настало время религиозной идентификации россиян, повсеместно приведшей к беспрецедентному умножению числа прихожан, строительству храмов и монастырей, к активизации духовной жизни. Однако к началу нового тысячелетия подлинная христианская жизнь нередко стала подменяться простым исполнением обрядовых традиций, за которыми уже не видно их духовной основы, заметно проявилось желание облегчить «неудобоносимые узы» заповедей Христовых. Такое отношение в своё время уже привело к известным последствиям Российскую империю и Православную Церковь.

В этой связи представляет глубокий интерес жизнеописание одного из подвижников благочестия XX столетия, пережившего расцвет и раскол русского монашества на Святой Горе Афон, бывшего свидетелем экономической и военной мощи Российской империи с последующим развалом страны и широкомасштабной братоубийственной междоусобицей. Это – попытка осмыслить имеющийся опыт через призму взаимоотношений одного конкретного представителя Русской Церкви с органами новой светской власти и членами своего прихода, с односельчанами, родственниками, сопастырями и т.д.

Характерно в целом, что на одного новомученика в нашей стране приходится от 5-10 до нескольких десятков доносчиков и множество нейтральных отступников, чья судьба доселе как бы не представляла интереса для исследователей и историков Церкви. Вместе с верными и потомками новомучеников – отступники, предатели, доносчики, а также их дети и внуки дожили до наших дней, сохраняя атеистическое мировоззрение и непоколебимое убеждение в своей правоте...

Исследуем термин «новомученики», раскрывая его происхождение на основе дореволюционных энциклопедических церковных изданий, и определим время введения этого понятия в привычный оборот.

В 1900 году вышел из печати «Полный церковно-славянский словарь», составленный магистром богословия протоиереем Григорием Дьяченко. В него вошли около 30000 слов и оборотов, встречающихся в церковно-славянских и древнерусских рукописях и книгах. Совершенно справедливо составитель взял эпиграфом к своему изданию цитату из Лейбница: «По истине я думаю, что языки – лучшее зеркало человеческого духа и что внимательный анализ слов лучше всякого другого средства мог бы ознакомить нас с действием ума» [* Григорий Дьяченко, прот. Полный церковно-славянский словарь. – М., 1900. – С. III.].

Следуя пояснениям, приводимым в Словаре, «мучу» = наказываю (2 Мак. 6, 14), угнетаю, утесняю (Прем. 10, 14). Отсюда «мучитель» = истязатель (Мф. 18, 34), царь, жестокий властитель, тиран (2 Мак. 4, 40; 5, 8); и «мученичество» = претерпение мучений, сказание о чьём-либо страдании за И. Христа .[* Там же. С. 321.]

Мученик = ратоборец Церкви Христовой, святой, который безбоязненно исповедовал перед мучителями истину веры христианской и засвидетельствовал её миру своими страданиями и смертью .[* Там же . С. 1049]

«Ново» = недавно (Деян. 18, 2), соответственно, новый = недавно сделавшийся; срав.: санс. «нава» = новый .[* Хомяков А.С. Материалы для словаря. –М., 1995. –С. 406.]

Отсюда новомученик – это новый мученик, т.е., ратоборец Церкви Христовой, относительно недавно сделавшийся святым исповедником христианской веры и засвидетельствовавший истину своими страданиями и смертью.

Однако, несмотря на заявленную в заглавии «полноту» в Словаре нет словосочетания новомученик, как нет и объяснения этому понятию, поскольку со времён Крещения Руси в нашей стране не было гонений на Русскую Православную Церковь, а святцы изобиловали именами мучеников лишь первых веков христианства. Жестокие гонения начались после смены политического режима с приходом безбожной власти в XX столетии.

К середине 1980-х годов, когда явно наметился крах сложившейся в СССР идеологической системы, в том числе атеизма, в средствах массовой информации всё чаще стала звучать тема репрессий. Как оказалось, репрессии охватили практически все слои советского общества, среди жертв тоталитарного режима упоминались и имена священнослужителей. Надежду на духовное возрождение общества авторы многих публикаций возлагали на Православную Церковь.

С приближением празднования 1000-летия Крещения Руси, в 1986-м, 1987-м и в начале 1988 годов прошли три юбилейных конференции, посвящённые церковно-историческим и богословским вопросам, а также церковному искусству и церковному праву. А в ходе состоявшейся в конце апреля 1988 года беседы Святейшего Патриарха Пимена с Генеральным секретарём ЦК КПСС М. Горбачёвым руководитель страны отметил, что трагические ошибки периода культа личности затронули и религиозные организации, «но ошибки исправляются и разрабатывается закон о свободе совести».

5-12 июня 1988 года в Москве прошли юбилейные торжества по поводу 1000-летия Крещения Руси с участием членов Поместного Собора и 517 почётных гостей. На первом же заседании Собора Председатель историко-канонической группы митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий выступил с докладом «Канонизация святых в Русской Православной Церкви». По итогам доклада Поместным Собором был совершён чин канонизации: блгв. вел. кн. Московского Димитрия Донского, прп. Андрея Рублёва, прп. Максима Грека, свт. Макария Московского, прп. Паисия Величковского, блж. Ксении Петербургской, свт. Игнатия (Брянчанинова), прп. Амвросия Оптинского и свт. Феофана Затворника.

В целях претворения в жизнь решения Поместного Собора 1988 года Постановлением Священного Синода РПЦ от 10-11 апреля 1989 года была образована Комиссия по канонизации святых. 9-11 октября 1989 года в связи с 400-летием учреждения Патриаршества на Руси в Московском Свято-Даниловом монастыре заседал Архиерейский Собор, на котором совершилось прославление Первого Патриарха Московского Иова и Первого Предстоятеля Русской Церкви после восстановления Патриаршества свт. Тихона (Белавина). Эта канонизация и была первым шагом к прославлению сонма новомучеников и исповедников Российских, пострадавших в годы революционной смуты и большевистского террора.

Но первым упоминанием в официальных документах РПЦ термина новомученики можно считать ответ Священноначалия на обвинения Карловацкой иерархии, данный на Архиерейском Соборе 25-27 октября 1990 года, прошедшем в Свято-Даниловом монастыре под председательством вновь избранного Патриарха Алексия II, в котором, в частности, было сказано: «…Нас обвиняют “в попрании памяти новомучеников и исповедников”… В нашей Церкви никогда не прерывалось молитвенное поминовение страдальцев за Христа, преемниками которых довелось стать нашему клиру и епископату»…[* Журнал Московской патриархии. – 1991, № 2. – С. 7.]

На очередном заседании Архиерейского Собора РПЦ, проходившего с 31 марта по 5 апреля 1992 года, было принято Деяние о канонизации новомучеников: митрополита Киевского и Галицкого Владимира (Богоявленского), митрополита Петербургского и Гдовского Вениамина (Казанского) и иже с ним убиенных архимандрита Сергия (Шеина), Юрия Новицкого и Иоанна Ковшарова, вел. кн. Елисаветы и инокини Варвары. В Деянии ясно говорилось, что это только начало церковного прославления новомучеников и исповедников, пострадавших в годы гонений; был установлен день празднования Собора новомучеников и исповедников Российских – 25 января (ст. ст.), – в случае совпадения этого числа с воскресным днём или в ближайший воскресный день после него .[* Там же. – 1992, № 6. – С. 10.]

Так начала свою работу Комиссия по канонизации святых новомучеников и исповедников. За два десятилетия с момента образования Комиссия пересмотрела десятки тысяч жизнеописаний подвижников благочестия XX столетия. К лику святых были причислены свыше 3000 новомучеников и исповедников.

Значение для истории Русской Православной Церкви и наших современников подвига и нравственного примера новомучеников и исповедников Российских XX столетия трудно переоценить. Тем не менее, сегодня наши соотечественники могут его и недооценить. Это частично нашло отражение в новом законе Российской Федерации 1997 года «О свободе совести и религиозных объединениях», принятом после острых дискуссий, с учётом пожеланий священноначалия РПЦ. В нём, с одной стороны, признаётся историческая роль Православной Церкви в судьбе России, а с другой – нет никаких положений, отражающих её ведущую, направляющую духовно-нравственную роль. На Московском епархиальном собрании Святейший Патриарх Алексий II откровенно охарактеризовал нравственное состояние общества: «…действие тайны беззакония, сдерживаемое пока Божией силой, силой благочестия и молитвы, становится особенно явным, агрессивным и массированным в наши дни. Сегодня это не спорадические проявления греха, не отдельные эпизоды злых, порочных, разрушительных действий, а ускоренное строительство общемировой системы зла. Население целенаправленно организуется на сатанинских принципах лжи, подлога, обмана, поклоняется внешней грубой силе. Внедряются как начала нормальной жизни жадность, эгоизм, разврат, наркомания, любовь к удовольствиям и развлечениям любой ценой» .[* Обращение Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия ІІ к клиру и приходским советам храмов г. Москвы на епархиальном собрании 23 декабря 1998 года. –1999. – С. 13.]

За истекшее время, анализируя современное состояние российского общества, можно констатировать, что подавляющее большинство граждан нашей страны не чувствует исторической и нравственной связи со своими соотечественниками прошлых веков. Отвлечённые понятия «царская», «императорская», «дореволюционная» Россия остаются для них чем-то чуждым и маловразумительным.

Единственным связующим звеном между прошлым нашей Родины и поколениями XXI века является сонм новомучеников и исповедников. Потому что каждый из них, будучи уроженцем Российской империи, достиг духовной зрелости на пути к голгофе в эпоху СССР и был причислен к лику святых после очередной смены политического режима в стране. Ныне повсеместно их именами нарекают младенцев при крещении, в их честь воздвигают храмы, строят приделы и устанавливают памятники, о них снимают фильмы, слагают стихи и пишут книги.

В 1999 году вышел из печати 3-й том «Жизнеописаний мучеников, исповедников и подвижников благочестия Русской Православной Церкви XX столетия», в предисловии к которому Патриарх Алексий II, в частности, писал: «Минувшие десятилетия мрачного безбожия и безжалостного физического истребления духовенства и мирян в России во многом нарушили нашу преемственную связь с духовными традициями христианского прошлого и их живыми носителями. И потому мы особенно нуждаемся в молитвенном поминовении всех тех, кто пострадал за веру Христову: был расстрелян, замучен, убит, умер от болезней и голода в лагерях. Сегодня они, имена которых ведает один Бог, являются нашими молитвенниками и предстателями пред Господом Богом, и мы верим, что их молитвами Господь укрепит Святую Церковь в тех трудностях, которые сегодня ей приходится переживать.

С неимоверным трудом, буквально по крупицам приходится ныне восстанавливать картину поистине беспрецедентных в истории Церкви гонений на христиан, бывших в России после 1917 года. Многие важные документы той страшной эпохи лихолетья безвозвратно исчезли или подверглись тенденциозной идеологической обработке.
Тем не менее, работа по извлечению из мрака забвения славных имён новомучеников земли Российской продолжается…» .[* Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. В 7-ми кн. Т. I. Тверь. 1999. С. 45.]

* * *

К концу ХХ столетия достоянием общественности стали жуткие подробности бесчисленных историй, связанных с Бутовским полигоном.

Являясь далеко не единственным расстрельным спецобъектом НКВД на всём пространстве бывшего СССР, Бутовский полигон, безусловно, лидирует среди себе подобных по количеству захоронений, а также по разнообразию национального и социального состава жертв репрессий.

Основную часть расстрелянных составляют крестьяне и рабочие Москвы и Подмосковья, которых зачастую казнили семьями, включая детей, подростков и стариков. Четверть от общего числа казнённых на Бутовском полигоне – уголовники (большинство расстреляны за прошлые судимости). В категорию «социально вредных элементов» попадали родственники ранее осужденных, бывшие царские министры, нищие, уличные торговцы, гадалки, картёжники.

Большинство казнённых были русскими (более 60%), затем следуют латыши, поляки, евреи, украинцы, немцы, белорусы. Всего свыше 60 национальностей, в том числе граждане Германии, Польши, Франции, США, Австрии, Венгрии, Румынии, Италии, Греции, Чехословакии, Турции, Японии, Индии, Китая и др.

На Бутовском полигоне похоронены люди, оставившие заметный след в русской истории: председатель 2-й Государственной думы Ф.А. Головин, бывший Московский генерал-губернатор В.Ф. Джунковский, один из первых русских лётчиков Н.Н. Данилевский, правнук М.И. Кутузова – профессор церковного пения и композитор М.Н. Хитрово-Крамской.

В Бутовской земле покоятся представители русских дворянских родов: Ростопчиных, Тучковых, Гагариных, Шаховских, Оболенских, Олсуфьевых, Бибиковых. Большая группа бывших царских генералов, среди которых генерал-лейтенант Е.И. Мартынов, генерал-майор М.Ф. Кригер, генерал Б.И. Столбин – обладатель семи боевых наград за различные сражения. Около 1000 человек были осуждены и расстреляны за исповедание Православия (каждый 20-й).

Впервые вопрос о розыске мест массовых захоронений репрессированных был поднят в приказе Председателя КГБ СССР В.А. Крючкова в 1991 году. Приказу предшествовали решения на состоявшемся в октябре 1988 года Съезде народных депутатов СССР и на заседании Политбюро в декабре того же года о реабилитации незаконно репрессированных лиц, осужденных по 58-й статье УК РСФСР.

В соответствии с принятым постановлением, приказ Председателя КГБ обязал Управление, территориальные органы и Центральный аппарат КГБ выделить сотрудников для работы по реабилитации и установлению мест захоронений. Перед ними была поставлена задача: документально подтвердить существование мест массовых захоронений.

Изначально предполагалось, что нужные документы будут найдены в ведомственных архивах. Но ни одного приказа по вопросам захоронений сотрудники Министерства безопасности не обнаружили, несмотря на кропотливые, тщательные поиски. По разработанному плану велась параллельная работа: с одной стороны, искали документальный материал, с другой – искали свидетелей, которые могли бы рассказать правду о том периоде и указать точные места захоронений приговорённых к высшей мере наказания.

По ходу работы в фонде №7 Центрального архива ФСБ, куда до 1991 года никто не заглядывал, были найдены документы, указывающие на то, что в 1921-1928 годах захоронения жертв репрессий производились в самом центре Москвы на территории Яузской больницы; с 1926 по 1936 годы – на Ваганьковском кладбище; а с 1935 по 1953 годы – в крематории на Донском кладбище. В этих документах по каждому факту захоронения или кремаций прилагалась докладная записка, в которой просили принять столько-то трупов (примерно по 10-20 в день) с перечислением фамилий.

Кроме этих документов в фонде имелся большой массив актов о приведении приговоров в исполнение за период 1936-1953 годы без указания места захоронения. Статистический анализ показал, что в наивысший пик репрессий (1937-1938 гг.) было расстреляно около 688 000 человек (из 826 645 человек, расстрелянных с 1918 по 1953 год), в том числе по Москве и Московской области 27 508 человек. И это без учёта лиц, приговорённых к высшей мере наказания в других областях, краях и республиках, но которых для исполнения приговоров привозили на некие спецобъекты в Московской области.

Расширенной группой, созданной для розыска мест массовых захоронений приказом начальника Московского Управления Министерства безопасности, руководил подполковник (ныне генерал-майор, начальник пресс-службы ФСБ РФ) Александр Георгиевич Михайлов.

Для начала по картотеке пенсионного отдела выявили всех, живших на тот момент пенсионеров, которые могли иметь хоть какое-то отношение к приведению приговоров в исполнение и процессу захоронения – шофера, работавшие в ХОЗУ НКВД, и сотрудники, направлявшиеся на какие-то спецоперации, смысл которых в документах не расшифровывался. Просмотрев не одну тысячу пенсионных дел, опросив выявленных по картотеке архива от 30 до 40 бывших сотрудников госбезопасности, группа А.Г. Михайлова так и не получила искомых сведений. Параллельно розыск аналогичных материалов вели Ленинградское, Свердловское, Ярославское и целый ряд других управлений МБ, но итог их работы был тот же.

В конце 1991 года в архиве Московского Управления Министерства Безопасности были обнаружены неизвестные ранее и не состоящие на учёте 18 томов дел с предписаниями и актами о приведении приговоров в исполнение о расстрелах 20 675 человек в период с 8 августа 1937 года по 19 октября 1938 года. В них говорилось не о единицах, а о сотнях расстрелов в день, но ни в одном из документов не было сведений о местах приведения приговоров в исполнение.

Предположение, что спецзона с захоронениями находится где-то в районе Бутово, возникло после того, как выяснилось, что здесь, в западной части Ленинского района Подмосковья, ещё с 1920-х годов располагались принадлежащие НКВД совхозы и другие подведомственные объекты. Этот факт подтверждался опросом бывшего и.о. коменданта УНКВД, бывшего шофёра НКВД, обслуживавшего в конце 1930-1940-х гг. спецобъекты в Ленинском районе, и во время бесед с местными старожилами. Таким образом были выявлены не один, а сразу два объекта – Бутово и Коммунарка (бывшая дача наркома НКВД Генриха Ягоды). Однако сотрудники МБ РФ до сих пор так и не обнаружили ни единого документа, где бы упоминались Бутово и Коммунарка. Внутри НКВД назначение этих двух зон скрывалось самым тщательным образом.

По воспоминаниям, «людей, приговорённых к расстрелу, привозили в Бутово, не сообщая, куда и зачем их везут; делалось это умышленно, во избежание лишних осложнений. Машины, крытые автозаки, в народе упорно называли “душегубками”. Ходили слухи, что людей травили в автозаках, выводя трубу с выхлопными газами внутрь фургона, где находились осужденные» . [* Внутренний документооборот в архивах ФСБ. Домашний архив Санковых.]

По документам, в 1938 году И.Д. Берг, начальник АХО НКВД по Москве и Московской области, обвинялся как изобретатель «душегубок», но на следствии он это отрицал. В 1956 году при попытке реабилитации Берга это так же не было доказано. (Он был арестован в августе 1938 года и 7 марта 1939 года расстрелян).

«...Автозаки, в которые вмещалось 20-30, иногда до 50 человек, подъезжали к полигону со стороны леса примерно в 1-2 часа ночи. Деревянного забора тогда не было, зона была огорожена колючей проволокой. Там, где останавливались автозаки, находилась вышка для охраны, устроенная прямо на дереве. Неподалёку виднелись два строения: небольшой каменный дом и длиннейший, метров 80 в длину деревянный барак. Людей заводили в барак якобы для санобработки. Непосредственно перед расстрелом объявляли решение, сверяли данные. Делалось это очень тщательно...».[* Там же.]

Наряду с актами на приведение приговоров в исполнение в документах были обнаружены справки, требующие уточнения места рождения, а нередко и имени-отчества приговорённого. Причиной приостановки казни могло служить отсутствие фотографии, по которой сверялась личность приговорённого. Во всех этих случаях исполнение приговора откладывалось, людей возвращали назад в тюрьму. Эта скрупулёзность иногда действовала в интересах людей, но обычно после выяснения недоразумений человек повторно доставлялся на Бутовский полигон для расстрела.

«...Приведение приговоров в исполнение осуществляла одна из расстрельных команд, в которую входило 3-4 человека, а в дни особо массовых расстрелов число исполнителей возрастало. Весь спецотряд состоял из 12 человек. В этот спецотряд входили команды, которые действовали в Бутово, Коммунарке и в Москве – в Варсонофьевском переулке и Лефортовской тюрьме. Приговорённых выводили по одному из помещения барака. Тут появлялись исполнители, которые принимали их и вели – каждый свою жертву – в глубину полигона в направлении рва. Стреляли на краю рва, в затылок, почти в упор. Тела казнённых сбрасывали в ров, устилая ими дно глубокой траншеи. Исполнители пользовались личным оружием, чаще всего приобретённым на Гражданской войне; обычно это был пистолет системы “наган”, который они считали самым точным, удобным и безотказным. При расстрелах полагалось присутствие врача и прокурора, но соблюдалось это далеко не всегда. Зато всегда у исполнителей имелась в изобилии водка, которую привозили в Бутово специально в дни расстрелов. По окончании казни заполняли бумаги, ставили подписи, после чего исполнителей, обычно совершенно пьяных, увозили в Москву. Затем к вечеру появлялся человек из местных, чей дом до середины 50-х годов стоял на территории полигона. Он заводил бульдозер и тонким слоем земли присыпал трупы расстрелянных. На следующий день всё повторялось...».[*Внутренний документооборот в архивах ФСБ. Домашний архив Санковых.]

За «смену» редко расстреливали меньше 100 человек. Бывало и по 300, и по 400, и свыше 500. 28 февраля 1938 года было расстреляно 562 человека.

Изучив биографии исполнителей, сотрудники группы Михайлова нарисовали обобщённый облик члена расстрельной команды. Это был офицер, как правило, с начальным образованием, зато с большим опытом работы в органах, пришедший на службу ещё в годы Гражданской войны или вскоре после неё. Всех объединяла непоколебимая вера в правоту своих действий. Политическая обстановка в стране создавала тот фон, при котором эти люди могли исполнять приказы, не испытывая угрызений совести. Как видно из личных дел, они умерли в сравнительно молодом возрасте, один повесился, иные спились. Кто благополучно дожил до старости, боялся только того, что его семья узнает о его причастности к расстрельным акциям, а доживший до наших дней в беседе с младшими коллегами искренне посетовал, «мало мы тогда кончили, иначе сейчас всё было бы по-другому»[* Там же.]

Тем не менее, ни в уголовном деле коменданта Московского Управления НКВД Берга, ни в деле зам. начальника Московского УНКВД Семёнова, ни в других документах не обнаружилось даже упоминаний о месте расстрела. Было очевидно, что следователи, которые принимали эти дела в 1950-е годы, знали, где всё это происходило, но документально это никак не зафиксировано.

«Мы видели множество дел, – рассказывал один из сотрудников ФСБ, – где стояли резолюции самого Н.С. Хрущёва (в те годы 1-го секретаря Московского горкома партии) на справках на арест членов партии как на людей, ставших неугодными тогдашнему режиму»[* Там же.]

Родственникам расстрелянных посылались фиктивные заключения о смерти. «С 1955 по 1963 гг. органы госбезопасности направляли в отделы ЗАГС извещения о регистрации смерти расстрелянных как умерших в местах заключения – с вымышленной датой смерти, но без указания причины. И только с 1989 года родственники расстрелянных стали получать свидетельства с указанием точной даты и причины смерти» .[* Ленинградский мартиролог. 1937-1938. СПб., 1995. Т. 1. С. 53.]

Документ, именуемый «Указание Председателя КГБ при СМ СССР», был рассекречен только 21 апреля 1997 года:

«Председателям Комитетов госбезопасности

при Советах министров союзных и автономных республик,

Начальникам управлений Комитета госбезопасности

при Совете министров СССР по краям и областям

Устанавливается следующий порядок рассмотрения заявлений граждан с запросами о судьбе лиц, осуждённых к ВМН бывш. Коллегией ОГПУ, тройками ПП ОГПУ и НКВД-УНКВД, Особым совещанием при НКВД СССР, а также Военной Коллегией Верховного Суда СССР по делам, расследование по которым производилось органами госбезопасности.

1. На запросы граждан о судьбе осуждённых за контрреволюционную деятельность к ВМН бывш. Коллегией ОГПУ, тройками ПП ОГПУ и НКВД-УНКВД и Особым совещанием при НКВД СССР органы КГБ сообщают устно, что осуждённые были приговорены к 10 годам ИТЛ и умерли в местах заключения.

Такие ответы, как правило, даются только членам семьи осуждённого: родителям, жене-мужу, детям, братьям-сёстрам. Гражданам, проживающим вне областных, краевых или республиканских центров, устные ответы даются через районные аппараты КГБ, а там, где таковых нет – через районные аппараты милиции согласно письменному уведомлению органа КГБ в каждом отдельном случае.

2. В необходимых случаях при разрешении родственниками осуждённых имущественных и правовых вопросов (оформление наследства, раздел имущества, оформление пенсии, регистрация брака) и в других случаях по требованиям родственников производится регистрация смерти осуждённых к ВМН в ЗАГСах по месту их жительства до ареста, после чего родственникам выдаётся установленного образца свидетельство о смерти осуждённого.

В таком же порядке регистрируется смерть осуждённых к ВМН, если они впоследствии были реабилитированы.

3. Решения о регистрации смерти осуждённых по делам, расследование по которым производилось по линии органов государственной безопасности, принимаются председателями комитетов госбезопасности при Советах Министров союзных и автономных республик, начальниками краевых и областных управлений КГБ (в том числе управлений областей республиканского и краевого подчинения).

4. Указания ЗАГСам о регистрации смерти осуждённых даются органами КГБ через управления милиции. В них сообщаются: фамилия, имя, отчество, год рождения и дата смерти осуждённого (определяется в пределах 10 лет со дня его ареста), причина смерти (приблизительная) и место жительства осуждённого до ареста.

5. Регистрация в ЗАГСах смерти осуждённых Военной Коллегией Верховного Суда СССР производится по указаниям Военной Коллегии Верховного Суда СССР.

6. О данных заявителям ответах о смерти осуждённых учётно-архивные отделы КГБ-УКГБ направляют письменные уведомления в первые спецотделы МВД-УМВД по месту ведения следствия для производства отметок в оперативно-справочных картотеках с обязательным указанием сообщённой заявителю даты и причины смерти. Если смерть зарегистрирована в ЗАГСе, в учётных карточках оперативно-справочных картотек МВД-УМВД делается запись: «Смерть зарегистрирована в ЗАГСе (в органах записей актов гражданского состояния – прим. автора)». Одновременно учётно-архивные отделы КГБ-УКГБ направляют соответствующие уведомления в Первый спецотдел МВД СССР для производства таких же отметок в Центральной оперативно-справочной картотеке.

Если осуждённые в результате пересмотра дела реабилитированы и сняты с оперативного учёта, отметки о данных заявителям ответах производятся в учётных карточках на прекращённые дела.

7. Переписка по заявлениям граждан о судьбе осуждённых к ВМН приобщается к архивно-следственным делам на осуждённых.

Председатель Комитета Государственной Безопасности

при Совете Министров СССР генерал армии И. Серов

№ 108 сс

24 августа 1955 г.

гор. Москва». [* Бутовский полигон. 1937-1938 гг. Книга памяти жертв политических репрессий. – М.: Институт экспериментальной социологии, 1997. – С. 5-17.]

Благодаря этому «Указанию...» круг соучастников по укрыванию преступных следов фабрики смерти тоталитарного режима вольно или невольно становился шире и многолюднее.

Таким образом, у группы поиска возникла проблема установления юридического факта, что место, называемое Бутовским полигоном, на самом деле является местом захоронения десятков тысяч людей. Вышестоящему руководству необходимо было принимать решение о возбуждении уголовного дела по факту обнаружения места захоронения, проводить квалифицированную эксгумацию, юридически обоснованную и утверждённую прокуратурой, попытаться установить личности по останкам, одежде и т.п. Убедившись в наличии захоронений, надо было принимать официальное решение о прекращении дела в связи, скажем, с отсутствием живых виновников преступления, зато вместо устных, ни к чему не обязывающих опросов, были бы официальные протоколы с подписями показаний живых свидетелей, оформленные с соблюдением всех уголовно-процессуальных норм современного российского законодательства...

К сожалению, руководство прокуратуры не пошло на этот ответственный шаг, и дело возбуждено не было, хотя в ряде регионов (Томске, Ленинграде и др.) такие дела были возбуждены, и вопросы по обнаружению захоронений были решены юридически.

В Москве проведшие расследование сотрудники Министерства безопасности РФ вынуждены были составить простое рабочее заключение о признании территории в районах подмосковного посёлка Бутово и совхоза Коммунарка местами крупнейших массовых захоронений жертв политических репрессий. В этом заключении предлагается «считать, что граждане, безвинно расстрелянные в г. Москве в 1936-1953 гг. по политическим, национальным и религиозным мотивам, в отношении которых в архивных материалах ЦА МБ и УМБ по г. Москве и МО отсутствуют сведения о местах захоронения, погребены, вероятнее всего, на указанных выше территориях в районах подмосковного пос. Бутово или совхоза Коммунарка» .[* Там же. С.25.]

Конкретно по Бутово 14 апреля 1993 года заместитель министра – начальник Управления Министерства Безопасности Российской Федерации по городу Москве и Московской области Е.В. Савостьянов – утвердил своей подписью следующее представленное ему «Заключение»:

«В процессе реализации Указа ПВС “О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов” от 16.01.89 г. и Закона РФ “О реабилитации жертв политических репрессий” от 18.10.91 г. в фондах архива Управления обнаружено 18 томов дел фонда №2 описи 1 (порядковые №№1-8, 10-11, 23-24, 26-31) с предписаниями и актами о приведении в исполнение приговоров о расстрелах Управлением НКВД по Московской области в период с 08.08.1937 г. по 19.10.1938 г. Анализ содержания актов показал, что ни в одном из документов, содержащихся в этих делах, нет сведений о местах приведения приговоров в исполнение и захоронений расстрелянных. Встречная пофамильная проверка архивных уголовных дел на лиц, проходящим по актам, показала также, что и в них эти данные отсутствуют.

В целях установления искомых сведений по картотеке личного состава Управления и пенсионному отделу проверены все должностные лица, принимавшие участие в составлении актов. Опросить кого-либо из них не представилось возможным, т.к. часть из них в конце 30-х годов была также репрессирована, а судьба остальных не установлена. Изучение отдельных личных дел этих бывших сотрудников НКВД показало, что в период службы отметок об их участии в приведении приговоров в исполнение не имеется.

В числе изученных архивных уголовных дел на бывших сотрудников обнаружено дело П-67528 на начальника АХО УНКВД по Московской области Берга И., по которому в 1956 году следователями УКГБ при СМ СССР по г. Москве и Московской области Полянским и Михайловым Ю.М. были допрошены сотрудники Московского Управления НКВД Шиншин С.А., Викторов С.С. и Чесноков Ф.Я., принимавшие непосредственное участие в расстрелах. Все трое показали, что в период массовых репрессий приговоры приводились в исполнение в специально оборудованной зоне, куда на автомашинах привозили приговорённых. Следователь Полянский не установлен, а Михайлов при опросе заявил, что Шиншин называл на допросе место расположения зоны, но с уверенностью вспомнить его за давностью времени не смог. Проверкой пенсионных дел установлено, что Викторов и Чесноков умерли, а Шиншина по состоянию здоровья опросить не представилось возможным.

Вместе с тем, в ходе изучения пенсионных дел на бывших сотрудников Административно-хозяйственного отдела Московского НКВД был установлен пенсионер “С”, который с января по октябрь 1937 года исполнял обязанности коменданта Управления. В беседах, проведённых с ним, “С” сообщил, что в период его работы комендантом УНКВД МО, зона по приведению приговоров в исполнение размещалась в районе пос. Бутово, на отведённой Управлению под стрелковый полигон территории. При предъявлении “С” актов о приведении приговоров в исполнение за август-октябрь 1937 года он пояснил, что всех лиц, подписывавших акты, он помнит, они действительно работали в Бутовской зоне, и репрессированные, указанные в актах, именно там были расстреляны и захоронены.

Кроме того, установленные в числе бывших сотрудников комендантского отдела НКВД СССР “Г” и “Т” подтвердили, что в период с конца 1936 года до начала 40-х годов Московское Управление для приведения приговоров в исполнение использовало только специальную зону в районе пос. Бутово, где и производилось захоронение казнённых.

Таким образом, на основе настоящего анализа имеющихся материалов, есть достаточные основания утверждать, что репрессированные, указанные в актах, находящихся в архиве Управления МБ РФ по Москве и Московской области, захоронены на территории зоны в районе пос. Бутово.
На основании изложенного, в целях увековечения памяти жертв политических репрессий, полагали бы:

1. Настоящее заключение направить в Правительство Москвы и Московской области и Комиссию Моссовета и Мособлсовета по реабилитации.

2. С участием представителей общественных организаций репрессированных подготовить по имеющимся актам пофамильные списки лиц, захороненных в Бутовской зоне, и передать их для публикаций в печати.

Зам. начальника Отдела Управления МБ РФ

по г. Москве и Московской области

Н. Грашовень

Начальник группы Центрального архива МБ РФ

О. Мазохин

“Согласен”

Начальник Управления

Министерства Безопасности Российской Федерации

А. Краюшкин». [* Там же. С.26.]

Все эти документы юридической силы не имеют, а на запросы родственников о месте захоронения сотрудники ФСБ до сих пор отвечают, что это – Бутово-Коммунарка.

«Фактически, на сегодняшний день решение о признании захоронений в Бутово, равно как и в Коммунарке – это добрая воля и личная смелость тех людей, которые взяли на себя ответственность за свои утверждения», – сказано в Книге Памяти жертв политических репрессий «Бутовский полигон» . [* Там же. С. 15.]

В 1996 году на Бутовском полигоне начались первые комплексные археологические исследования с привлечением широкого круга специалистов (без участия работников прокуратуры). Они проводились под руководством председателя приходского совета храма Свв. новомучеников и исповедников в Бутово (ныне протоиерея) Кирилла Каледы – в то время старшего научного сотрудника Геологического института РАН, кандидата геолого-минералогических наук, и С.Н. Алексеева – научного сотрудника НИИ и Музея антропологии МГУ. В эту группу исследователей входили сотрудники МГУ, Российской академии наук, члены группы по увековечению памяти жертв политических репрессий «Мемориал», представители Московской педагогической академии, Свято-Тихоновского богословского института (ныне университет) и члены общины храма Новомучеников и исповедников Российских в Бутово.

В результате историко-археологических, геоботанических и геоморфологических исследований в северной части полигона были зафиксированы следы нивелировки оврагов, которые могли использоваться как места захоронений. Отдельные ямы прямоугольной формы размером до 20 кв. м., возможно также являющиеся захоронениями, были обнаружены за пределами огороженной территории полигона на общей площади около 10 гектаров реликтового леса.

Для выработки методики поиска погребальных рвов геофизическим способом, без нарушения почвенного покрова, был выбран широкий ров шириной ~ 3 м, уходящий в восточном направлении от храма, пролегающий вдоль южной стены.

Научные сотрудники МГУ и Центра электромагнитных исследований провели здесь магниторазведку, георадарное зондирование и электроразведку. В результате выявилась серия геофизических аномалий, совпадающих с местами захоронений, указанных в схеме, которую составили сотрудники ФСБ со слов свидетелей.

Но полученные результаты всех проведённых в 1996 году исследований могли быть подтверждены только археологическими методами. В августе 1997 года к работе подключились археолог-тафолог и антрополог из Института археологии РАН, археолог из ТОО «Кром», специалист по промышленным тканям и обуви из Государственного исторического музея, судебно-медицинский эксперт из Российской медицинской академии и специалист по огнестрельному оружию из Музея Вооружённых Сил.

В двух относительно небольших траншеях на глубине 1,5-2 м открылись человеческие останки с фрагментами одежды, гильзы калибра 7,62 мм, изготовленные на заводе им. Володарского в 1935 году, резиновые перчатки с вывернутыми наружу пальцами (перчатки выглядели так, как если бы их сняли с рук и выбросили сразу после проделанной работы), осколки бутылочного стекла и другие предметы, связанные с деятельностью человека. Значительную часть поверхности исследованного погребения занимала бесформенная груда осенне-зимней одежды и обуви, в основном хорошей сохранности: пальто, брезентовая ткань, кожаные куртки (среди них женская, европейского происхождения), шерстяные женские платки, кепки, сапоги, валенки, туфли, галоши (на одной из литых галош обнаружено клеймо 1935 года фабрики «Красный богатырь»).

Проведённая в лабораторных условиях экспертиза нескольких извлечённых из рва черепов показала, что «все тела были сброшены в ров или непосредственно после смерти, или в течение 8-10 часов после наступления смерти; тела попали в могилу одномоментно, либо без погребения ранее попавших групп тел» . [* Бутовский полигон. 1937-1938. Книга Памяти жертв политических репрессий. – В 7-ми кн. – М., 1997-2003. – Т.1. – С. 12-15.]

Согласно трассологической экспертизе, «на черепах обнаружены огнестрельные повреждения, причинённые пулями калибра от 7 до 8 мм. Среди стандартного оружия этому интервалу отвечает калибр 7,62 мм, принятый для револьверов типа “Наган” (с семью пулями), пистолетов “ТТ”, пистолетов-пулемётов, винтовок и пулемётов под винтовочный патрон. Входные отверстия от выстрелов располагались в затылочной области, выходные – в области лба или темени. Судить о дистанции выстрела по костным останкам не представляется возможным, однако ранения черепа, на котором обнаружены двойные входные и выходные отверстия, были причинены автоматической очередью из двух выстрелов с расстояния не более 1 метра. На одном из черепов имеется перелом левой теменной области, который явился следствием удара тупым твёрдым предметом; перелом возник либо прижизненно, либо вскоре после наступления смерти»...[* Там же. С. 14.]

В открытом осенью 1997 года раскопе было обнаружено около 150 зарытых палачами трупов. Если допустить, что все бутовские рвы заполнены подобным способом, и если их реальная протяжённость совпадает с протяжённостью, указанной на схеме сотрудников ФСБ, то общее число погибших может составить около 70 тысяч человек. Цифру в 90 тысяч человек озвучил в 1992 году начальник УМБ по Москве и Московской области полковник Н.В. Грашовень, занимавшийся розыском захоронений жертв политических репрессий .[* Бутовский полигон. 1937-1938. Книга Памяти жертв политических репрессий. – В 7-ми кн. – М., 1997-2003. – Т.1. – С. 15.]

Возвращаясь к началу истории Бутовского полигона, следует напомнить, что массовые расстрелы 1937-1938 гг. стали следствием решения Политбюро ВКП(б) от 2 июля 1937 года и вытекавших из него приказов наркома внутренних дел Н.И. Ежова №№00439, 00447 и 00593 от 25 и 30 июля, 11 и 20 сентября «о борьбе с врагами народа», в том числе с «церковниками» . [* Там же. С. 20.] Расстрелы на Бутовском полигоне производились по постановлениям внесудебных органов: «тройки» УНКВД по Москве и Московской области, реже «двойки» – комиссии, состоявшей из наркома внутренних дел и прокурора СССР.

Предписания на приведение приговоров в исполнение подписывал начальник Московского УНКВД, комиссар госбезопасности 1-го ранга С.Ф. Реденс (15 июля 1934 г. – 20 января 1938 г.); комиссар госбезопасности 1-го ранга Л.М. Заковский (20 января – 28 марта 1938 г.); старший майор госбезопасности В.Е. Цесарский (28 мая – 15 сентября 1938 г.).[* Там же. С. 20-21.]

Приведением приговоров в исполнение руководили комендант, он же начальник административно-хозяйственного отдела УНКВД по Московской области И.Д. Берг, и его заместитель, он же руководитель Управления рабоче-крестьянской милиции М.И. Семёнов.

* * *

Последнее упокоение во рвах Бутовского полигона обрели 739 служителей Русской Православной Церкви: один митрополит, 2 архиепископа, 4 епископа, 15 архимандритов, 118 протоиереев, 14 игуменов, 52 иеромонаха, 363 священника, 60 диаконов (из них 4 протодиакона и 1 архидиакон), 10 монахов, 58 монахинь (из них 3 схимонахини), 14 послушников и послушниц, 8 священнослужителей без уточнения сана.

Вместе с ними за веру были расстреляны 219 церковнослужителей-мирян – это псаломщики, чтецы, регенты, певчие, церковные старосты, иконописцы, члены церковных советов, уборщицы храмов, церковные сторожа.

В числе казнённых «церковников» – 59 старообрядцев, 9 обновленцев, 4 муллы, 1 раввин, а также более 60 баптистов, хлыстов, евангелистов и сектантов, без уточнения, к какой именно секте они принадлежали.

Из православных священнослужителей первыми были расстреляны на Бутовском полигоне протоиерей Алексий Воробьёв, протоиерей Алексий Касимов и диакон Елисей Штольдер. Это случилось 20 августа 1937 г. [* Православная энциклопедия. – М., 2003.– Т. 6. – С. 394.]

Архиерейский Юбилейный Собор 2000 года определил: «В послесоборное время поименное включение в состав уже прославленного Собора новомучеников и исповедников Российских совершать по благословению Святейшего Патриарха и Священного Синода, на основании предварительных исследований, проведённых Синодальной Комиссией по канонизации святых»[* Пункт 14 Деяния о Соборном прославлении новомучеников и исповедников Российских.]

Ко времени открытия Юбилейного Архиерейского собора была проведена огромная работа по сбору и обработке сведений Центрального архива Федеральной службы безопасности и архивов ряда областей.

Все данные тщательно сверялись и перепроверялись на предмет уточнения всех обстоятельств, связанных с последними днями жизни репрессированных священнослужителей и мирян. Обязательным условием для канонизации является юридическая реабилитация несправедливо осужденных. Недопустимым является и так называемое «сотрудничество со следствием», в рамках которого писались доносы на других фигурантов «уголовных дел». Случалось, что на первый взгляд безупречные биографии репрессированных имели компрометирующие документы в личных делах третьих лиц.

В уголовном деле «служителя культа» Ивана Андреевича Санкова не было обнаружено ничего подобного, однако Комиссии было ясно, что необходимо продолжать поиски монашеского имени постриженика Афонского монастыря. По этой причине канонизацию отложили на неопределённый срок, а через два года пробел был документально восполнен и сразу же нашёл отражение в докладе члена Комиссии по канонизации святых игумена Дамаскина (Орловского).

* * *

Жития святых начинаются, как правило, с года и места рождения. Не стало исключением и жизнеописание преподобномученика Ионы (Санкова).

Иеромонах Иона, в миру Иван Андреевич Санков, родился 20 июля 1873 года в селе Солчино Луховицкой волости Зарайского уезда Рязанской губернии (ныне Луховицкий район Московской области) в благочестивой купеческой семье. Его отец, Андрей Никитич Санков, поступив приказчиком в лавку московского торговца, вскоре сам стал оптовиком-хлеботорговцем. В 1884 году его жена тяжело заболела и по совету врачей уехала с детьми – Иваном, Анной и Наташей – на родину в Солчино, где семья имела дом с небольшим участком земли. Здесь Иван окончил два класса церковно-приходской школы, но после внезапной смерти матери он вернулся в Москву к отцу, а сёстры остались с бабушками.

На освящении Пантелеимоновской часовни 2 июня 1883 года от прихода храма Ржевской-Оковецкой иконы Божией Матери, что на Пречистенке, присутствовал купец-хлеботорговец Андрей Никитич Санков с десятилетним сыном Иваном. Этому мальчику было суждено стать последним духовным приемником «иеронимовской» ветви афонского старчества дореволюционной России. Андрей Никитич с сыном Иваном были частыми гостями у настоятеля Пантелеимоновского подворья иеромонаха Аристоклия, и избрание монашеского поприща созрело в юноше не без влияния опытного старца. К тому же, по давней семейной традиции кто-то из детей посвящал себя на служение Богу, становясь за всех своих родных сугубым молитвенником. Иван пожелал уйти на Афон и там принять монашество. Отец с радостью дал на это своё согласие и родительское благословение... [* Троицкий летослов. Выпуск. № 1. – С. 92.]

Русский монастырь на Святой Горе был основан ещё во времена равноапостольного князя Владимира и его сына Ярослава. Это один из древнейших русских монастырей. В нём хранятся грамоты русских царей и всероссийского Патриарха Иова. В конце XVIII столетия из «нагорного» Русика иноки переселились на берег моря, в обитель с храмом Вознесения Господня, находившуюся при монастырской пристани на берегу моря, где теперь Пантелеимонов монастырь, и претерпевали крайнюю скудость. Окончательно восстановить русское монашество в Пантелеимоновом монастыре на Афоне довелось священноархимандриту Макарию, в миру – Михаилу Ивановичу Сушкину.

Родители Макария были богатые тульские купцы-миллионеры Иван Дионисиевич и Феодосия Петровна Сушкины. У них было четыре сына: Василий, Иван, Пётр и Михаил. Михаил Иванович родился 16 февраля 1821 года. Через 7 лет мальчика перевезли в Петербург, куда переехали его родители, и в течение пяти лет он обучался в частном пансионе, где проходил курс коммерческих наук, изучал французский и немецкий языки. На 14-м году жизни Михаил вступил на коммерческое поприще и стал помогать отцу и братьям в торговых делах. Однако его чистая душа не могла привыкнуть к этой новой жизни, он стал углубляться в чтение божественных книг и подумывать о монашестве. Это тесно сблизило его с матерью, женщиной глубоко религиозной. В 1847 году Михаил побывал в Киеве, где познакомился со старцами Киево-Печерской лавры. 30 июля 1850 года с компанией сверстников, купеческих сыновей, которые собирались ехать на Восток (некоторые из них прямо имели цель поступить на Афоне в монашество), Михаил Иванович выехал из Тулы в Киев, а в сентябре прибыл с ними в Одессу. Оттуда путешественники направились в Иерусалим, потом на Синай, посетили все замечательные места Палестины и приехали в Солунь. Затем сухим путём отправились на Святую Гору, куда и добрались 3 ноября 1851 года.

20 июля 1875 года отец Макарий был избран игуменом Свято-Пантелеимонова монастыря и сразу принялся за обустройство обители. Его заботами и щедрыми пожертвованиями родственников был устроен великолепный скит Новая Фиваида, с его именем связано открытие на Кавказе Нового Афона, удостоившегося посещения императора Александра III (1888), Пантелеимоновская часовня в Москве, устройство подворий в Петербурге, Константинополе, Одессе, Новороссийске, Анапе, Сухуми и в других городах. Отец Макарий занимался издательской деятельностью, особенно замечательной участием в ней знаменитого святителя Феофана (1815-1894), затворника Вышенского, с которым отец Макарий состоял в тесной переписке. Последнее письмо от епископа Феофана получили на Афоне как раз в день кончины отца архимандрита Макария, которое ему уже не суждено было прочитать.

Святитель Феофан писал:

2 июня 1889 года

Милость Божия буди с Вами,

Достопочтеннейший о. Архимандрит!

Спешу ответить Вам на только что полученное письмо Ваше от 19 мая.

Вопрос: Прекратить ли Вам каждодневное служение литургии?

Отвечаю: прекратите, ничто же сомняся.

Сколько лиц, говорящих вам это,– и не кое-каких, а главарей… кои все благожелательно к вам расположены! Как не послушать их? Если б о. Иероним был жив – и он то же бы присоветовал.

И я присоединяю свой голос. Литургисайте во все воскресные и праздничные дни и во дни нарочитых святых, и довольно. Причащаться же, если будет потребность, можно и чаще… без литургисания. Не следует, однако ж, и в этом обязывать себя на неотложное исполнение – а действовать по свободному решению и рассуждению. Ни литургисание, ни св. Причастие – непрестанное не может быть вводимо в правило безусловное. Плод св. Причастия – ощущение Богообщения, – может быть получен и через благоговейное внимание к делу Божию в сем таинстве, как продолжение действия его, в предыдущем причащении приятого, и его обновление. В нравственно-христианской жизни – это есть главное. – Положите себе за правило – утруждать себя внутренними деланиями во время литургии до получения ощущения Богообщения… и будете непрестанным, каждодневным причастником.

Если можно чего опасаться, то чувства послабления себе, которое при сем естественно будет ощущаться. Его потрудитесь подавлять усугублением внимания, и духа сокрушенного и смиренного. Вместо других трудов, сопряженных с литургисанием, приложите себе мерное число поклонов и молитв Иисусовых и других коротеньких.

Если так пойдёт у Вас дело, то внутреннее Ваше не потерпит никакого ущерба, а только больше упростится и некако просветится. Говорю это по опыту. Пред этим я лет около десятка служил каждодневно, исключая неких случаев, а после Воздвижения прошлого года прекратил, и служу только по воскресеньям, праздникам и в дни нарочитых святых – и внутри испытываю то, что прописал.

Сие рек… прилагаю мои благожелания.

Благослови Вас, Господи!

Здоровья Вам желаю, и сил на подъятие трудов на Вас неотложно лежащих.

Прошу Ваших молитв.

Ваш доброхот Е. Феофан. [* Письма святителя Феофана Затворника. Из неопубликованного. – М., 2001. – С.188-189.]

К письму дано разъяснение издателей – монахов Пантелеимонова монастыря:

«В течение многих лет доводилось нашей обители иметь письменные сношения с покойным Преосвященным епископом Феофаном по делам издания его сочинений. Но, кроме того, наш покойный старец-игумен, о. архимандрит Макарий, в последние два года своей жизни обращался иногда и за духовными советами к Богомудрому Святителю. К сожалению, из духовных писем Владыки ничего, кроме настоящего письма, не сохранилось. Письмо это получено в день кончины о. архимандрита Макария и в живых его уже не застало. Несмотря на слабость сил, он продолжал служить литургии каждодневно и скончался по совершении Божественной литургии 19 июня 1889 года»[* Письма святителя Феофана Затворника. Из неопубликованного. – М., 2001. – С.612.]

Велико почитание православными москвичами старца Аристоклия (Амвросиева), выросшего под руководством архимандрита Макария (Сушкина) и духовника иеросхимонаха Иеронима (Соломенцева).

Алексей Алексеевич Амвросиев родился в 1846 году в Оренбурге в мещанской семье и в молодости был женат. После смерти жены, в 1876 году отправился на Афон и поступил в Свято-Пантелеимонов монастырь. 11 марта 1880 года пострижен в мантию с именем в честь священномученика Аристоклия Саламинского, 2 декабря 1884 года рукоположен во иеродиакона, 12 декабря – во иеромонаха, а 12 февраля 1886 года пострижен в схиму с тем же именем. На следующий год его направили в Москву на Афонское подворье (ул. Б.Полянка, 38) доверенным Пантелеймонова монастыря. 19 декабря 1889 года отца Аристоклия наградили набедренником, и с 1891 по 1894 годы он исполнял послушание настоятеля Пантелеимоновской часовни на Никольской улице, в мае 1893 года получил наперсный крест от Святейшего Синода.

По проискам служивших с ним завистников отец Аристоклий в 1895 году вынужден был вернуться на Афон, где 20 декабря на большом соборе его избрали одним из казначеев. Но уже на следующий год 15 апреля он был вновь направлен в Москву в составе депутации от монастыря – для поздравления с коронацией императора Николая II и проведения ревизии Пантелеимоновской часовни. После этого он вновь вернулся на Афон. Здесь старца назначили одним из духовников братии. Кроме того, он выполнял послушание по приёму именитых гостей обители. 29 ноября 1909 года отец Аристоклий опять был назначен настоятелем московской Пантелеимоновской часовни и заведующим московским Афонским подворьем, где и скончался 24 августа (8 сентября) 1918 года [* Летослов. С.95.]. Достопамятный московский старец Аристоклий Афонский в сентябре 2004 года причислен к лику местночтимых Московских святых .[* Там же. С. 97.]

Как уже говорилось, духовный рост отец Аристоклий преемственно усвоил от отца Макария (Сушкина), возросшего в свою очередь под руководством старца Иеронима (Соломенцева), воспитанника духовника святогорцев отца Арсения. Так выпестовалась своего рода династия, или ветвь, на которой созревали всё новые и новые духовные плоды. Известно, что родителями считаются не только те, кто родили, но и кто воспитали. А если благочестие плотских родителей получает развитие в праведности преподобных наставников, то взращивается настоящий гражданин Царствия Небесного. Потому сказано в Священном Писании: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их» (Евр. 13, 7).

Иеросхимонах Иероним, в миру Иван Павлович Соломенцев, родился 28 июля 1803 года в городе Старый Оскол Курской губернии (ныне Белгородская область) в купеческой семье от благочестивых родителей Павла Григорьевича и Марфы Афанасьевны. Кроме Ивана они имели ещё троих сыновей и одну дочь. Старший их сын тоже был монахом.

Вообще весь род Соломенцевых отличался наклонностью к духовным подвигам: около 15 человек, мужчин и женщин, подвизались в иночестве. Иван был иноком по природе. Его тяготили торговые дела, которые волей-неволей приходилось ему тянуть, помогая отцу. Так прожил он до 25 лет, тая в себе желание к иночеству. Знала об этом только его сестра Евдокия, девушка редкой красоты, кроткая и благонравная, которая также стремилась в монастырь. Однажды, выбрав подходящий момент, Иван и Евдокия обратились к родителям с просьбами отпустить их в монастыри. Оторопев от такого двойного приступа, родители сильно разгневались на них, обратив своё негодование в основном на Ивана. Тот обещал ещё два года пожить в родительском доме, лишь бы отпустили сестру. Евдокия Павловна была отпущена на этих условиях в город Орёл, где иночествовала её родная тётка, а затем поступила в Борисовскую Тихвинскую женскую пустынь в Курской губернии, основанную графом Борисом Петровичем Шереметевым. Здесь Евдокия впоследствии стала игуменьей Маргаритой и скончалась 14 сентября 1886 года.

Разлучившись с сестрой, Иван Павлович, чувствуя духовное одиночество, терпеливо ожидал истечения обещанного ему двухлетнего срока. В это время он познакомился с близким ему по духу собратом по имени Николай. Вместе они в начале 1831 года с котомками за плечами отправились из родного города странствовать по российским монастырям, присмотреться к чину и порядку иноческого жития. Некоторое время пожили они в Дивногорском монастыре Воронежской губернии, потом в Хотмыжском монастыре Курской губернии, но жизнь в этих монастырях не соответствовала их стремлениям, и друзья отправились на Афон. В Константинополе из-за начавшейся чумы им не разрешили сойти на берег, и они вынуждены были возвратиться в Россию. Чтобы несколько утешить свою скорбь, из Одессы они пошли пешком в Воронеж поклониться мощам новопрославленного тогда святителя Митрофана. В то время в Воронеже был один юродивый, отличавшийся даром прозорливости. Оба странника пожелали услышать от него, есть ли воля Божия подвизаться им на святой Афонской Горе, или нет. Выслушав вопрос, и пристально поглядев на них, юродивый сказал: «Идите, мои братья-старооскольцы, идите на святую гору Афонскую, идите: ты, брат мой Николай, придёшь туда, немного поживёшь, получишь святую схиму и отправишься в невозвратный путь; а ты, брат мой Иоанн, придёшь на Афон, да свой улей пчёл заведёшь, и будешь рой отпускать. Идите, Бог вас благословит!»

Однако «братьям-старооскольцам» пришлось ещё некоторое время потерпеть в России, пока открылся путь на Афон. Они поступили в Толшевский Задонский монастырь и прожили в нём около двух лет. В октябре 1836 года прибыли они, наконец, на святую Афонскую Гору, и прежде всего позаботились найти себе опытного старца-духовника. Их ревность нашла сочувствие в доброй душе отца Арсения, и в нём они обрели себе истинного отца и наставника. Николай был пострижен в иночество с именем Никита, а Иван при постриге стал Иоанникием. Никита, прожив только два года и сподобившись святой схимы с именем Никодим, мирно скончался, как и предрекал воронежский юродивый прозорливец.

Иоанникий пользовался особенным доверием и любовью старца Арсения, принял по его благословению к себе нескольких учеников для совместного жительства в келье Ильи-пророка и руководил ими по наставлению старца. 20 ноября 1839 года русские смогли, наконец, начать обживать Пантелеимонов монастырь, постепенно приводя его в цветущее состояние. Почти через год, 20 октября 1840 года, отец Иоанникий водворился в Русском Пантелеимоновом монастыре. Исполняя повеление старца Арсения, он стал духовником братии и положил начало духовному возрождению и обновлению этой древней обители. В 1841 году, на первой неделе Великого поста, отец Иоанникий восприял святую схиму и был наречён Иеронимом. Он сумел привлечь благотворителей из разных концов России, преимущественно богатых людей купеческого сословия, так как хорошо знал их обычаи и наклонности. Немало русских купцов, людей состоятельных, посетив Афон, оставались в монастыре и заканчивали свою жизнь в иночестве. Кроме того, отец Иероним вёл переписку со многими людьми в России, приобретая друзей и благотворителей, действуя всегда от имени настоятеля Русика игумена Герасима, подписываясь вторым после него. В течение его 45-летнего духовничества Русский на Афоне Пантелеимонов монастырь окреп духовно и материально, а самому старцу был пожалован от императора золотой наперсный крест, украшенный драгоценными камнями, который он отдал в ризницу обители. 14 ноября 1885 года в 9 утра старец-иеросхимонах Иероним скончался и был погребён у алтаря главного монастырского собора во имя великомученика Пантелеимона .[* Летослов. С. 97.]

Почивший старец Иероним возрос под чутким руководством другого святогорского старца – иеросхимонаха Арсения Афонского.

Арсений (фамилия неизвестна, мирское имя Алексей), родился в 1775 году в городе Балахне Нижегородской губернии в семье мещан-торговцев. Отроком он полюбил духовное чтение и когда подрос, отправился странствовать по святым местам. В 1794 году он поступил в число братии Николо-Пешношского монастыря, где прожил три года. Наслышавшись здесь о строгой подвижнической жизни иноков в монастырях Молдавии, отправился туда. Все их обошёл вместе со своим другом Никитой и, наконец, поселился в Балашевском скиту близ города Ботошани. Здесь он нашёл себе опытного старца-духовника, который вскоре постриг его в иночество с именем Авель, а потом благословил принять иерейское рукоположение. Никита же стал иноком Никандром. Через 18 лет после кончины старца, когда отец Авель стал духовником братии, по откровению свыше оба друга решили переселиться на Афон, несмотря на то, что в ходе греческого освободительного восстания (1820-1829) афонские монастыри подверглись разорению. Достигнув Святой Горы, сподвижники поселились во владениях Иверского монастыря в пустынном скиту Иоанна Предтечи. Здесь оба приняли схиму в 1839 году: Авель был пострижен с именем Арсений и постриг Никандра с именем Николай. Отец Арсений, начитанный святоотеческими книгами, сам прошедший строгую школу послушания, скоро привлёк к себе многих, желавших иметь его своим духовником. Это стало нарушать безмолвие обоих старцев, и они избрали себе для жилья разорённую соседнюю келью Иоанна Златоуста, построили две кельи, освятили церковь и начали жить по пустынному уставу. В 1834 году вместе с иеромонахом Аникитой (князь Ширинский-Шихматов) они совершили паломничество в Иерусалим, а в 1838 году отец Арсений стал игуменом Ильинского скита .[* Там же. С.99.]

Старец Арсений пользовался большим авторитетом на Афоне среди греков, болгар, сербов и был духовником всех русских афонитов. Его жизнь была очень строгой: он не вкушал пищу в среду и пятницу, в остальные дни ел раз в день, в 3-м часу пополудни; никогда не вкушал рыбу, сыр, масло и вино, спал сидя, не более часа за ночь, но при этом был полон сил. Имея дары рассуждения, прозорливости и чудотворения, любил совершать литургию, был усердным делателем Иисусовой молитвы, утешал скорбящих беседами и всегда помогал неимущим, подчас отдавая последнее. По его благословению, в 1839 году его духовные чада – игумен Павел и иеросхимонах Иероним – восстановили русское монашество в Пантелеимоновом монастыре, а в 1841 году иеромонахи Виссарион и Варсонофий основали Андреевский скит. В том же году 6 февраля умер его друг схимонах Николай. Через год отец Арсений переселился в скит Лак великомученика Димитрия, а ещё через три года в уединённую келью Святой Троицы близ монастыря Ставроникита. Внешность его, по описанию игумена Парфения, выглядела так: «Росту высоко-среднего, волосом рус, брада средняя, окладистая, с проседью; главу всегда держал мало наклоненну на правое плечо, лицом чист и весьма сух, и всегда на лице играл румянец, а наипаче при богослужении, и едва на него можно было смотреть; всегда был весел и на взгляд приятен, очи имел наполненные слёз, слово кроткое и тихое, говорил всегда просто, без ласкательства, решительно, без повторения...».[* Там же. С. 99-100.] В келье Святой Троицы старец Арсений прожил до самой своей кончины 24 марта 1846 года и был похоронен близ алтаря. И в том же году в далёком от Афона Оренбурге появился на свет младенец Алексей, будущий приснопамятный московский старец прп. Аристоклий .[* Там же. С. 101.]

Со второй половины XIX столетия влияние афонских подвижников на православную Россию, особенно на Москву, было весьма значительным. Этому способствовала обширная издательская деятельность, в которой живейшее участие принимал из своего затвора на Выше святитель Феофан. Особенным спросом пользовались «Житие, страдания и чудеса святого великомученика Пантелеимона» и «Святая гора Афон, земной удел Божией Матери». По состоянию на 1903 год они выдержали соответственно 11 и 13 изданий, расходясь по России миллионными тиражами, причём «Житие» постоянно дополнялось новыми свидетельствами получивших исцеление в болезнях и утешение в скорбях от великомученика и целителя Пантелеимона. В его честь строились храмы и часовни, освящались приделы, тысячами писались иконы .[* Летослов. С. 101-102.]

Пантелеимоновская часовня в Москве блистала великолепием. Все иконы и настенная живопись были выполнены в строго византийском стиле. Здание имело три входа: по краям – в жилые помещения монашествующих, в середине – в часовню. Над входом возвышался фигурный чугунный, на колоннах, купол, завершающийся тремя пирамидальными шпицами, расположенными в ряд, с золочёными главами и крестами. С северо-восточной стороны часовня примыкала к стене Китай-города и выглядела как четырёхэтажный дом. [* Там же. С.104.]

Главная её святыня – мощи великомученика Пантелеимона (с 1867 года находились в Богоявленском монастыре), а также Распятие Христово, чудотворные иконы Спасителя и великомученика Пантелеимона, Божией Матери: Тихвинская, «Скоропослушница», Иверская. Большинство икон были написаны афонским иконописцем иеромонахом Василием (Селезнёвым), уроженцем Орловской губернии. Его работы расходились по России, становясь местночтимыми святынями, бережно хранились боголюбивыми прихожанами в годину лихолетья, встречаются и в наши дни, например, в Рязанской области (село Борец), Воронежской (село Третьяки), и других.
Так, доставленный с Афона образ «Скоропослушница» в порту Одессы встречали жители Третьяков и пронесли сотни вёрст крестным ходом домой. В 1940 году обе церкви в селе (Никольскую и Космодамианскую) разрушили, а из храмовых икон было велено изготовить корыта на скотный двор. Афонскую святыню тайком унесла и сохранила молодая девушка Мария Данилова. Осенью 2004 года состоялось освящение вновь отстроенной церкви свв. Космы и Дамиана. Тогда же, в присутствии митрополита Воронежского и Борисоглебского Сергия, представителей областных и местных органов власти, казачества и прихожан, Мария Ивановна Перегудова (Данилова) передала икону в храм [* Там же. С. 101 – 103.].

В селе Борец церковь Рождества Христова с приделами Покрова Божией Матери (южный) и святителя Николая Чудотворца построили во второй половине XIX века, в советский период она была единственной действующей на всю округу. Здесь сохранились две иконы Божией Матери – «Достойно есть» и «Целительница», – присланные с Афона земляками, уроженцами села, подвизавшимися на Святой Горе в начале XX века. Известен схимонах Спиридон, в миру Степан Алексеевич Куревлёв, который в 1913 году вернулся на родину [* Там же. С. 101 – 103.].

Итак, в 1893 году, будучи 20-летним юношей, Иван Санков отправился на Афон и поступил послушником в Свято-Пантелеимонов монастырь. Здесь, в славной и древней обители, и завершилось, по его словам, его духовное образование, здесь через некоторое время он был пострижен в мантию с именем Иона, а затем рукоположен в сан иеромонаха .[* Там же. С. 105.]

1 марта 1914 года отца Иону откомандировали на константинопольское подворье Пантелеимонова монастыря, находившееся (в Стамбуле) на улице Мух-Мулие, где он прослужил до начала 1-й Мировой войны, исполняя также череду священнослужения в церкви при Российском консульстве. Турция, выступившая в той войне на стороне Германии, потребовала от России выдворения со своей территории всех русских подданных. Отец Иона с дипломатическим паспортом, выданным ему русским консулом, выехал из Константинополя поездом вместе с сотрудниками Российского Генерального консульства.

14 октября 1914 года, после 20-летней разлуки, батюшка вновь оказался в России, а 25 октября зарегистрировался на одесском подворье Пантелеимонова монастыря. Отсюда он вскоре отправился в Ново-Афонский монастырь в Кутаисской губернии (ныне Абхазия), куда прибыл, согласно отметке в паспорте, 1 декабря 1914 года, чтобы повидаться со старцем-схимонахом Иларионом, «пустынножителем Кавказских гор», как он сам себя называл, автором известнейшей тогда книги «На горах Кавказа», которой зачитывались все афонцы .[* Летослов. С. 105.]

На следующий год отец Иона приехал в Москву и сразу же направился к своему духовному отцу старцу Аристоклию, по представлению которого в 1916 году был награждён от Святейшего Синода золотым наперсным крестом. Вскоре по прибытии отец Иона повидался и с родственниками. Младшая сестра Анна пошла по пути брата, став к тому времени монахиней Акилиной. Наталия же вышла замуж за земляка-однофамильца и жила с семьёй в соседнем селе Фруктовое, там же, в Луховицкой волости Зарайского уезда Рязанской губернии.

Старец Аристоклий не благословил отца Иону возвращаться на Афон, а велел ехать в Одессу и вообще служить в России, там, куда направит священноначалие. Особенно часто и настойчиво прозорливый батюшка советовал никогда не вмешиваться в смуту политики .[* Там же . С. 110.]

Отец Иона прослужил на Пантелеимоновом подворье Одессы до 1923 года, вплоть до ликвидации подворья новой безбожной властью. Отсюда он перешёл служить в городской Благовещенский храм, но в 1927 году власти этот храм закрыли, а впоследствии снесли. Тогда он стал служить в церкви Всех Святых, что была при городском кладбище, пока в 1930 году и эту церковь закрыли. В том же году батюшка получил от сестёр письмо, в котором они писали, что у них на родине, в селе Алпатьево, умер священник Казанской церкви Цветаев, и прихожане приглашают его служить в тот храм .[* Там же .С. 110.]

В этой церкви, что в нескольких километрах от Солчино и Фруктовой, отец Иона прослужил до своего ареста. К нему на приход перебралась сестра-монахиня Акилина с несколькими сёстрами из закрытых монастырей. На селе образовалась полумонашеская община, в которую вошли местные вдовы и сохранившие веру окрестные жители. Замечательный церковный хор и чудное богослужение по афонскому уставу, которое отец Иона, обладавший к тому же красивым голосом, знал назубок, старожилы вспоминали до конца своих дней .[* Там же. С.110.]

В конце 1937 года, в связи с начавшимися массовыми репрессиями против Русской Православной Церкви, сотрудники НКВД допросили председателя сельсовета и председателя колхоза в Алпатьево, а также дежурных свидетелей. Те показали, что в текущем году был поставлен вопрос о закрытии храма и передаче здания под школу. По этому поводу было созвано собрание. Узнав об этом, священник сообщил верующим, которые тут же пошли на собрание и воспрепятствовали закрытию храма, едва не сорвав и само собрание. «Священник ежедневно беседует с женщинами, особенно с вдовами, и те собираются к нему в сторожку при церкви, где он живёт». Лжесвидетели показали, будто священник говорил, что в прошлом году был плохой урожай, и это было для колхозников плохо, а в этом году – хороший урожай, и это тоже для колхозников плохо, так как всё равно весь урожай мыши съедят, для колхозников ничего не останется. А когда отца Иону спросили, почему он ночами сидит впотьмах, света не зажигает, он ответил «в контрреволюционном духе», «что керосина ему дают всего одну бутылку на год...». [* Там же. С. 115-116.]

Собранные свидетельства «неблагонадёжности» священника документально оформили, приложив для убедительности на бланке сельсовета справку для НКВД, что «гр-н Санков Иван Андреевич происходит служитель культа (священник), действительно проживает при церкви села Алпатьево, из имущества ничего не имеет» .[* ГАРФ. Ф. 10035, д. 24215.] Очевидно, такой аргумент в глазах обвинителей был равен «пораженческой агитации».

Предвидя свой арест или будучи как-то извещён о грядущей беде, батюшка накануне глубокой ночью в последний раз навестил своих родственников. Он оставил им все свои вещи, которые могли конфисковать, в том числе паспорт, выданный ему консулом в Константинополе, наградной крест, фотографии и другие предметы, напоминающие об Афоне и прежних местах служения. Просил о нём не беспокоиться. Через 25 лет, если его не будет, напрестольный Крест и Евангелие передать в любую действующую церковь на молитвенное поминовение .[* Летослов. С. 115-116.]

24 февраля 1938 года отец Иона был арестован и заключён в тюрьму в Коломне. При аресте ему было предъявлено постановление на арест и предложено его подписать, но отец Иона отказался подписывать. В тот же день следователь Захаров, не располагая конкретными фактами, могущими послужить обвинением, начал вести протокол с вопроса:

– Расскажите, гражданин Санков, вашу автобиографию.

Он, видимо, надеялся извлечь в биографических сведениях необходимые следствию улики. Однако, выслушав и записав ответ, Захаров перешёл к следующему вопросу:

– Среди вашей переписки найдена записка следующего содержания: говорил о предстоящем пришествии антихриста, сперва коллективного, а затем воплощённого в отдельном лице. Скажите, кто это говорил, и как понимать содержание этой записки?

Не желая пускаться в эсхатологические рассуждения, батюшка ответил просто:

– Эта записка написана мной, выписана из книги Библия, но что эти слова значат, я разъяснить не могу, так как сам заинтересовался этими словами и их выписал.

Следователь перешёл к сути допроса:

– Вас обвиняют в контрреволюционной агитации среди населения и распространении контрреволюционной клеветы против руководителей партии и правительства и высказывании недовольства против существующего строя.

– Контрреволюционной агитацией и распространением контрреволюционной гнусной клеветы против существующего строя я не занимался и виновным себя в этом не признаю.

Так записал следователь ответ арестованного священника в протокол, и на этом допрос был окончен .[* Дамаскин (Орловский), игумен. Мученики, исповедники и подвижники благочестия РПЦ. –Т. 7. – М. – С. 98-99.]

На повторном допросе свидетелей один из них показал, что видел, как священник разговаривал с церковным старостой в присутствии других верующих, фамилий которых он не знает. Староста сказала, что вот, скоро выборы, и хорошо бы, чтобы от верующих была кандидатура, но отец Иона её перебил и сказал, что организация наша не зарегистрирована и от нас кандидатуры не примут. На это староста сказала, что тогда и церковь нашу могут закрыть, если от нас люди не будут выбраны...

Но и этого показалось недостаточно для завершения следствия. Тогда свидетель ещё «вспомнил», что священник будто бы говорил: «Конституция – это только бумага, в ней никакого равенства нет. С кого налог берут 30 рублей, а со священника 2000, а в конституции указано, что все равны, а тут и понимай, кто тут равный. Налог наложили, чтобы закрыть церковь. Это вы должны понимать, а раз так, то должны не допустить закрытия церкви и собрать деньги».

На добычу подобных «улик» ушло три месяца, после чего тот же следователь 4 мая 1938 года приступил к очередному допросу:

– Вы, Санков Иван Андреевич, признаёте себя виновным в том, что среди колхозников села Алпатьева вели контрреволюционную агитацию против существующего строя, распространяли гнусную контрреволюционную клевету на руководителей партии и правительства, в июле месяце 1937 года организовали женщин против закрытия церкви, подтверждаете вы это?

– В предъявленном мне обвинении в контрреволюционной агитации виновным себя не признаю, а также с моей стороны не было никакой агитации в июле месяце 1937 года против закрытия церкви, это было их желание .[*Дамаскин (Орловский). С. 98 – 101.]

На этом следствие было закончено, дело передали на рассмотрение судебной Тройки НКВД. В обвинительном заключении говорилось, что «Санков Иван Андреевич, поп, будучи антисоветски настроен, вёл активную контрреволюционную деятельность среди колхозников села Алпатьева, распространял контрреволюционную клевету против советской власти, группируя вокруг себя контрреволюционные элементы церковников и монашек…».[* Там же. С. 101.]

7 июня Тройка НКВД приговорила отца Иону к расстрелу .[* См. фотокопию приговора стр. ] Для исполнения приговора его перевезли в Таганскую тюрьму в Москве. 13 июня тюремный фотограф сделал с него фотографию для палача (по штатному расписанию – «особый уполномоченный»).

Ранним утром 4 июля 1938 года иеромонах Иона был расстрелян на Бутовском стрелковом полигоне НКВД. Всего в этот день могильный ров полигона принял 160 человек, в т.ч. один архимандрит, один протоиерей, один иеромонах, 9 священников, 2 диакона Русской Православной Церкви.

31 августа 1989 года при пересмотре дел в отношении жертв политических репрессий прокуратурой Московской области «Санков Иван Андреевич, служитель культа, беспартийный», был реабилитирован.

На заседании Священного Синода РПЦ от 17 июля 2002 года под председательством Патриарха, заслушав доклад Преосвященного митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия, Председателя Синодальной Комиссии по канонизации святых, о материалах, поступивших в Комиссию, касающихся прославления новомучеников и исповедников Российских, пострадавших в различных епархиях Русской Православной Церкви, постановили «включить в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века… от Московской епархии иеромонаха Ионы (Санкова; 1873–4 июля 1938). Сообщить имена Предстоятелям братских Поместных Церквей для включения в святцы» .[* ЖМП. 2002. № 35. С. 7.]

В церковной печати житие преподобномученика Ионы (Санкова) впервые было опубликовано в 2002 году в 7-й книге игумена Дамаскина (Орловского) «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия» (С. 97). Составитель жития, член Комиссии по канонизации игумен Дамаскин имел в своём распоряжении архивные материалы уголовного дела, в котором достаточно подробно излагалась биография Ивана Андреевича Санкова вплоть до последних минут жизни. Но, как уже указывалось выше, в документах не было даже отдалённого намёка на монашеское имя афонского постриженика.

Нужный документ обнаружился у родственников. Это был оригинал паспорта, выданного Российским консульством в Константинополе в 1914 году, заверенный подписью должностного лица и гербовой печатью. Паспорт содержал недостающую Комиссии запись: «Предъявитель сего Русского на Афоне Пантелеймоновского монастыря иеромонах Иона отправляется в Россию, во свидетельство чего дан ему от меня сей Паспорт».

Следующая публикация, посвящённая преподобномученику Ионе, составленная по книге игумена Дамаскина и дополненная фотографиями документов, появилась в «Троицкой православной газете» .[* Троицкая Православная газета. № 62, июль–август. 2003.]

В Книге памяти жертв политических репрессий «Бутовский полигон», напечатанной по картотеке НКВД-ФСБ, записано:

«САНКОВ ИВАН АНДРЕЕВИЧ / 1873 г.р., родился в Москве, русский, из служащих, б/п., образование домашнее (духовное), служил на Афоне, иеромонах церкви с. Алпатьево.

Проживал: Московская обл., Луховицкий р-н., с. Алпатьево, при церкви.

Арестован 24 февраля 1938 г. Тройкой при УНКВД СССР по МО от 7 июня 1938 г. по обвинению в систематической контрреволюционной агитации назначена высшая мера наказания – расстрел.

Приговор приведён в исполнение 4 июля 1938 г.

Реабилитирован 31 июля 1989 г.». [* Бутовский полигон. Кн. 4. С. 188. 200.]

Наиболее подробно жизнеописание прмч. Ионы изложено в очерке «Русский Афон и подмосковная Голгофа», напечатанном в историко-краеведческом альманахе «Троицкий летослов» .[* Русский Афон // Троицкий летослов. № 1. 2008. С. 85-105.]

Указанные выше документы имеют некоторые противоречия. Так, в Книге памяти «Бутовский полигон» местом рождения И.А. Санкова значится г. Москва. Однако в Анкете арестованного, которую заполнял следователь НКВД на первом допросе со слов подследственного, в графе «Год и место рождения» записано: Московск. обл., Луховицкий р-н, село Солчино (Л. 5). Так же записано и в Протоколе допроса от 24 февраля 1938 года (Л. 9). Этими, более авторитетными документами руководствовался игумен Дамаскин в своей работе, равно как и другие исследователи. (По сведениям Государственного архива Рязанской области он родился в селе Солянко Зарайского уезда Рязанской губернии.)

Интересно отметить, что в процессе новейших исследований, проведённых кандидатом экономических наук, внучатым племянником скончавшегося на Святой Горе в 1903 году одного из афонских насельников Дмитрием Васильевичем Зубовым был выявлен полный список Русских святых, на Горе Афонской просиявших:

1. Прп. Антоний Печерский (1073);

2. Прп. Киприан (1406);

3. Прп. Сергий Вологодский (1412);

4. Прп. Арсений Коневский (1447);

5. Прп. Савва Вишерский (1461);

6. Прп. Нил Сорский (1508);

7. Прп. Иннокентий Вологодский (1521);

8. Прп. Максим Грек (1555);

9. Прп. Пахомий (1730);

10. Прп. Константин Россиянин (1743);

11. Прп. Гавриил Афонский (X в.);

12. Прп. Силуан Афонский (1938);

13. Прпмч. Иона (Санков) – новомученик (1938);

14. Прп. Кукша Одесский (1960);

15. Прп. Аристоклий Афонский (1918) .[* Зубов Д.В. Афон и Россия. Духовные связи. М., 2000. С. 256.]

Первая икона прмч. Ионы (Санкова) была написана весной 2002 года в иконописной мастерской московского Свято-Данилова монастыря, когда стало известно о предстоящей вскоре канонизации. Образцом для написания стала фотография общегражданского паспорта, выданного «гражданину СССР Ивану Андреевичу Санкову» в 1934 году, а также два снимка, сделанные перед расстрелом. Икона была освящена в храме Новомучеников и исповедников Российских в Бутово настоятелем храма о. Кириллом (Каледой), затем участвовала в памятных богослужениях на Бутовском полигоне, в том числе 1 июня 2002 года, проводимого Святейшим Патриархом Московским и всея Руси Алексием II. В августе того же года икона прошла крестным ходом из Воронежа в Задонск и с тех пор находится дома у родственников прмч. Ионы.

Второй образ, именуемый «Прмч. Иона Луховицкий», был создан в 2004 году по тем же образцам иконописцами Московской духовной академии и семинарии по благословению архиепископа Верейского Евгения. С 21 сентября 2006 года по 9 октября 2010 года по просьбе родственников образ находился в храме Рождества Христова села Борец Сараевского р-на Рязанской области.

Копии обеих икон находятся в храмах Бутовского полигона.

В настоящее время разрабатывается эскиз большой храмовой иконы «Божия Матерь Вратарница со святыми Российскими, на Горе Афонской просиявшими», на которой будет представлен и прмч. Иона.

19 мая 2007 года состоялось Великое освящение храма-памятника в Бутово. Главный престол в честь Воскресения Христова освящал Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, северный престол в честь Святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси, освятил митрополит Восточно-Американский и Нью-Йоркский Лавр, а южный – в честь Святых Новомучеников и исповедников Российских – был освящён митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием.

В нижнем храме нового великолепного собора есть помещение для музея репрессированных в Бутово, куда ежедневно приходят экскурсии из школ Москвы и Подмосковья, из ближних и дальних регионов России. Нередко музей посещают иностранные делегации со всех концов света. Приходят семьями и в одиночку, навестить или отыскать своих родственников, молча постоять над могильным рвом и помолиться об упокоении их душ. Есть и такие, которые не хотят больше возвращаться сюда никогда, иные желают остаться здесь до конца своих дней.

На сегодняшний день установлена точная классификация всех погибших, более 20 000 человек, в Бутово – по национальностям, роду занятий, партийной принадлежности и т.д. Так, самый старший из расстрелянных был 1856 года рождения, двое младших – 1923 года рождения; мужчин – 19 903 человека, женщин – 858.
Русских – 8 724, латышей – 1 325, поляков – 1 176, евреев – 878, украинцев – 755, немцев – 649, белорусов – 423, венгров – 162, эстонцев – 108, китайцев – 103, литовцев – 75, татар – 67, узбеков – 52, мордвы – 50, армян – 47, корейцев – 40, австрийцев – 36, греков – 35, болгар – 34, финнов – 33, тюрков – 32, румын – 27, итальянцев и чехов – по 26, грузин – 20, туркмен – 16, молдаван и цыган – по 15, сербов – 12, чувашей – 10, казахов – 9, башкир и японцев – по 8, иранцев и чеченцев – по 7; осетин, турок и хорват – по 6; ассирийцев, карел и таджиков – по 4.

Рабочих – 2 743, служащих – 2 086, колхозников и рабочих совхозов – 1 327, финансовых работников – 911, железнодорожников – 663, администраторов – 628, работников торговли и сферы обслуживания – 603, инженерно-технических работников – 443, преподавателей школ и вузов – 246, пожарных – 100, врачей и работников здравоохранения – 94, военнослужащих – 84, научных работников – 75, юристов – 72, сотрудников милиции – 53, сотрудников НКВД – 48, партийных и комсомольских работников – 30, агрономов – 18, лётчиков – 10. Из них около 1 000 человек были осуждены и расстреляны за исповедание православной веры.

Такое разнообразие обусловило историков отдельно заниматься с каждой группой репрессированных, с 2009 года к работе подключились переводчики и представители посольств иностранных государств. Паломники и туристы ещё до прибытия на Бутовский полигон получают всю необходимую первичную информацию.

В 1994 году в списке архивно-следственных дел числилось всего около 120 имён православных священнослужителей, расстрелянных на Бутовском полигоне. В 1995 году синодик священнослужителей и мирян Русской Православной Церкви, убиенных за веру Христову в Бутово включал уже 360 имён пострадавших. Дальнейшие исследования выявили окончательную цифру расстрелянных в Бутове православных христиан, от архиереев до церковных сторожей – 935 человек.

К концу 2009 года к лику святых причислено 337 новомучеников Российских, в Бутово пострадавших. В России нет другого места, где почивали бы честные мощи такого количества святых .[* Среди них – рязанцы:

- преподобномученник: Иона (Санков).

- священномученики: Алоин Матвей Александрович, Аманов Алексей Иванович, Архангельский Александр Иванович, Бажанов Илья Васильевич, Букринский Михаил Алексеевич, Калабухов Иван Лукич, Колосов Василий Иванович, Кротков Сергей Михайлович, Любомудров Сергей Иванович, Миловидов Дмитрий Васильевич, Соловьёв Пётр Тимофеевич, Попов Михаил Михайлович.

- преподобномученицы: Архипова Евдокия Сергеевна, Грошева Матрена Наумовна, Новикова Антонина Андреевна, Зайцева Дарья Петровна, Круглова Надежда Егоровна, Жильцова Ольга Егоровна.

- мученики: Архипов Василий Максимович, Кучеров Тимофей Иванович, Пальшиков Фёдор Лукич.

- мученица: Козлова Наталия Ивановна.]

Для Русской Православной Церкви территория Бутовских захоронений была открыта в начале 1994 года. Первую панихиду обо всех православных христианах, на сем месте замученных и убиенных, совершило духовенство Свято-Тихоновского Богословского института. Тогда же было предложено установить Крест. Святейший Патриарх благословил установку креста и на вопрос: «Какую надпись сделать под крестом?» – собственноручно написал: «На месте сем будет сооружен храм в честь новомучеников и исповедников Российских, в память об иерархах, клириках, монашествующих и мирян за веру и правду жизнь свою положивших и мученическую кончину здесь приявших».

Идею строительства храма поддержал мэр Москвы Ю.М. Лужков, присутствовавший на освящении креста вечером 8 мая 1994 года, в Фомино воскресенье.

Осенью того же года была создана и в установленном порядке зарегистрирована община храма Свв. новомучеников и исповедников Российских в Бутово. Освящение первого деревянного храма состоялось 11 декабря 1996 года – в день мученической кончины митрополита Серафима (Чичагова), священномученика.

1 июня 2002 года Святейший Патриарх Алексий II благословил строительство каменного храма Воскресения Христова южнее захоронений, на территории бывшей усадьбы Бутово. Великое освящение храма состоялось 19 мая 2007 года.

Первая Божественная литургия на полигоне была совершена 18 июня 1995 года в день празднования Собора всех святых, в земле Российской просиявших. Служба проходила в палаточном храме в честь Всех святых, в земле Российской просиявших, который привезли и установили перед поклонным крестом члены Московского братства Всемилостивого Спаса. После литургии территорию захоронения впервые обошли крестным ходом.

Начиная с 2000 года, ежегодно в четвёртую субботу по Пасхе Бутово посещал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Богослужения в память пострадавших совершаются под открытым небом, на нём присутствуют от 200 до 400 священнослужителей и тысячи молящихся.

Ежедневные богослужения в дни памяти каждого из сонма Бутовских новомучеников проходят в первом деревянном Храме, стоящем на окраине могильного рва полигона, и в соборе Воскресенья Христова (в нижнем храме)...

В христианстве пример добровольного мученичества своими крестными страданиями и смертью показал своим последователям Иисус Христос. Явившись апостолам после воскресения, Христос говорит: «Вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый, и будете Мне свидетелями (μάρτυρες) в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли» (Деян. 1, 8). С распространением гонений на христиан этот дар свидетельства приписывается по преимуществу мученикам, которые своей добровольной смертью за веру засвидетельствовали силу данной им благодати, превратившей страдания в радость; тем самым они свидетельствуют о победе Христа над смертью и о своем усыновлении Христу, то есть о реальности Царствия Небесного, достигнутого ими в мученичестве. В этом смысле «мученичество есть продолжение апостольского служения в мире» (В.В. Болотов) .[* Болотов В.В. Из истории Церкви Сиро-Персидской. СПб., 1901. С. 125.] Вместе с тем мученичество – это следование путём Христовым, повторение страстей и искупительной жертвы Христа. Христос выступает как первообраз мученичества, засвидетельствованный собственной кровью. Отвечая Пилату, Он говорит: «Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать (μάρτυρήσω) об Истине» (Ин. 18, 37). Отсюда и наименование Христа свидетелем (мучеником) в Апокалипсисе: «...от Иисуса Христа, Который есть свидетель (μάρτυς) верный, первенец из мертвых и владыка царей земных» (Ап. 1, 5; ср. Ап. 3, 14).

Мученикам и исповедникам Российским XX века несть числа – «именованным и безыменным, явленным и неявленным, знаемым и незнаемым», как сказано в девятой песне канона Службы всем святым, в земле Российской просиявшим. Все они молитвенно предстательствуют за нас пред Богом. Почитание их в православном народе мы встречаем по всем епархиям, монастырям, приходам Русской Православной Церкви, «градам и весям». Известно, что ещё в Древней Церкви празднование памяти большинства святых начиналось с отдельных епархий и было местночтимым, а со временем становилось и общецерковным. Так было и в истории Русской Церкви.

От массовых репрессий 1930-х годов пострадали десятки тысяч священнослужителей, миллионы православных мирян. Проводились они в обстановке крайнего беззакония и произвола. Лишь в отдельных случаях репрессированный мог тогда повлиять на решение своей участи. Даже и отречение от Христа со стороны клирика едва ли способно было избавить его от расправы по сфабрикованным, фантастическим обвинениям в шпионаже, бандитизме, террористических актах.

Но впечатление «случайности» в выборе жертвы несовместимо с христианским мировоззрением, для которого случайности не бывает. Господь говорил: «Не две ли малые птицы продаются за ассарий? И ни одна из них не упадет на землю без воли Отца Вашего. У вас же и волосы на голове все сочтены» (Мф. 10, 29-30).

Мы верим поэтому, что христиане, умиравшие под пытками с именем Христа, молившиеся Ему перед расстрелом в тюремных подвалах, скончавшиеся с благодарением Богу за всё от голода и тяжких работ в лагерях, стали не жертвой трагической случайности, а положили жизнь свою за Христа.

Рязанская духовная семинария.

Из дипломной работы

Сергея Санкова. 2010